Анна-Мария

Это был прекрасный погожий денек. Один из тех дней, которые выгоняют на улицу даже тех, кто предпочитает проводить свои дни взаперти и темноте. 

Светловолосая девушка с глазами цвета молодой листвы неспешно прогуливалась по аллеям Киево-Печерской лавры. Ее мысли витали в совершенно разных плоскостях. Часть из них была о ее маленькой квартире, расположенной на Андреевском спуске, в которой она жила вместе со своей бабушкой, вырастившей ее. Часть — о скором поступлении в медицинский институт. 

Помогать людям. Она находила в этом свое будущее призвание. Но до этого момента еще далеко. Год или около того. Сейчас есть время, чтобы немного, совсем чуть-чуть, пожить для себя. Можно бродить по аллеям, радоваться теплым солнечным лучам, скользящим по окружающей зелени, и думать, думать, думать…

Однако, возможность подумать о чем-то далеком и прекрасном быстро ускользнула вместе с быстрым приближением молодого человека, который, судя по всему, пытался догнать ее до того, как она скроется за очередным поворотом аллеи. 

Брюнет. Он был высок, красив, и имел глаза глубокого серо-голубого оттенка. Его звали Жан. Но об этом чуть позже. 

Дальше…

Клерк

Посвящается моему прошлому, насильно вырванному из памяти, а потом добровольно забытому…

Столько лет прошло с нашей последней встречи, точнее прощания. Год, два, а может больше? Я пережила потерю тебя. Вначале было больно, потом меньше, потом боль отпустила, и возвращалась только в ненастные дни, заставляя ныть мою несчастную израненную душу. Я забыла, как ты выглядишь. Я забыла цвет твоих глаз. Я забыла звук твоего голоса. Я вычеркнула тебя их своих книг. У меня не осталось твоих фотографий. У меня не осталось ничего, что могло бы случайно напомнить мне о тебе. Я научилась жить, словно тебя и не было никогда в моей жизни. Пока однажды, одним жарким вечером, ты не сел напротив меня в метро. Ты ли это? Твое ли лицо намертво врезалось в мою память? Может, это был совершенно другой человек, но взгляд его глаз был слишком осмысленным при виде меня, чтобы не быть твоим. Ты ли это? Я смотрела на тебя, но понимание, что это ты, пришло только несколько часов спустя.

Дальше…

Было утро среды

Наше утро уже давно начинается не с кофе. Открывая глаза, мы первым делом берем телефон, и проверяем почту, вместо того, чтобы поцеловать того, кто спит рядом с нами.

Мы ведем аккаунты в нескольких социальных сетях и вынуждены делать постоянный рерайт своих мыслей, чтобы оставаться оригинальными в каждой из них.Мы пишем в твиттере, что влюбились, и копируем чужие псевдо-философские статусы, когда нам разбивают сердца.

Дальше…

Что же скажут наши дети

Мы — поколение двадцатилетних (кому-то из нас двадцать, кому-то двадцать пять, или даже все двадцать восемь). Мы родились в девяностые и росли в период, когда девяностые стали нулевыми. Мы уже не помним малиновых пиджаков, но отлично помним кассетные плейеры и появление первых мобильных телефонов. Наши родители были инженерами, архитекторами, врачами, педагогами, милиционерами (не могу и не буду употреблять слово «полицейский» по отношению к русскому сотруднику охраны правопорядка). А мы выросли и стали менеджерами и консультантами.

Дальше…

Друг

Я увидела его в метро. Грязный, вымокший под надоедливым московским дождём, он дрожал от холода и всё смотрел на людей.

Какая-то женщина протянула ему кусок колбасы. Пёс недоверчиво отвернулся, помня, что люди редко кому отдают свою еду просто так. Ему надо было только немного погреться, чтобы замёрзшим лапам не было так больно идти по холодному мокрому асфальту.

Женщина пододвинула кусок колбасы ближе и сама съела другой. Пёс осторожно, сначала недоверчиво, попробовал кусок, потом ему перепало ещё несколько. Однозначно, этот день даже не так плох, как казалось вначале.

Дальше…

Галаперидолу мне

Тромб-таки оторвался. 3 часа ночи между пятницей и субботой. Я еду в карете скорой помощи в больницу, по счастью расположенную в моем районе, и диктую мужу инструкции, когда звонить адвокату и забирать завещание. Муж говорит, что я ненормальная. И что все будет хорошо. Врачи молчат. Мне бы тоже помолчать, но я вспоминаю, что после отхождения тромба у меня есть 15 минут жизни до того, как будут затронуты важные центры мозга. И я тихо сжимая руку мужа говорю, что очень всех люблю. Фельдшер суматошно листает историю болезни, которую я уже 2 месяца ношу с собой как раз для такой вечеринки. Фельдшер кричит в трубку, чтобы готовили операционную. Что будем через 3 минуты. Я замолкаю и, кажется, теряю сознание.

Дальше…

Исповедь

Я искала тебя в отражениях луж, а нашла в соседском мальчишке. Будь он старше лет на пять, я бы приняла его за тебя. А так в отблесках немытого февральского стекла я видела тебя из прошлого. Таким, кого я полюбила тогда, сама ещё юная. Я слышала смех себя той, какой была рядом с тобой долгих восемь лет назад.

Дальше…

Отключение. Небольшая антиутопия

Когда я была юной, в нашем городе каждый год на пару недель отключали горячую воду. Это объяснялось какой-то там профилактикой, и мы относились к этому с пониманием.

Однако с каждым разом отключения становились все дольше. Две недели и два дня, три недели. Люди начинали выражать недовольство и собирались на митинги, требуя качественной работы от теплоэнергетических компаний. Чиновники наблюдали за митингами с балконов, а когда это зрелище надоедало им, они спускали ручных полицейских, чтобы разогнать толпу.

Дальше…