Мытищи. Утро. Вторник. Дождь.
В 8:00 раздаётся звонок будильника, я вслепую нашариваю телефон и ставлю будильник ещё через полчаса.
В новом модном обновлении iPhone появился режим «Побудка». Не будильник, не пробуждение, а побудка, чтобы ты наверняка осознал тщетность бытия и, заодно, вспомнил армейские годы. Даже если ты не служил. Даже если ты женщина.
Заботливые инженеры Apple предложили поставить на звонок побудки пение птиц, наверное, чтобы ты открывал глаза и радовался новому дню. Мне бы больше подошёл рог Архангела Гавриила, в который он дудел, воскрешая мертвых для страшного суда. Потому что с утра я не просыпаюсь. Я воскресаю.
Я искренне стараюсь спать больше. Я стараюсь ложиться до 0:00, а иногда я пытаюсь уснуть до 22:00, но в таком случае я просыпаюсь в 4:00 свежа и прекрасна, как майская роза. Но весь мир-то ещё спит, и я ложусь спать обратно, а в 8:00 этот порочный круг снова повторяется.
Мытищи. Утро. Вторник. Дождь. Я воскресла.
2010, 2011, 2012 — 2016
Что лучше предать себя или предать сразу двух человек, которых ты любишь каждого по своему? Этот вопрос не давал Марине покоя с самого вечера, как она села разбирать свои старые вещи.
Одежда, визитки, бейджи с давно прошедших выставок, наброски так и не законченных книг. Рука медленно подбиралась к небольшой цветной коробке. Девушка ждала момента, когда сможет открыть ее, снова. И оттягивала до последнего. Наконец, когда эмоции были на пределе, она сняла крышку, а память услужливо отбросила её на пять лет назад, в зиму 2011. Круглый штемпель на конверте «Воинская корреспонденция» подсказывал дату 15 декабря 2011.
Анна-Мария
Это был прекрасный погожий денек. Один из тех дней, которые выгоняют на улицу даже тех, кто предпочитает проводить свои дни взаперти и темноте.
Светловолосая девушка с глазами цвета молодой листвы неспешно прогуливалась по аллеям Киево-Печерской лавры. Ее мысли витали в совершенно разных плоскостях. Часть из них была о ее маленькой квартире, расположенной на Андреевском спуске, в которой она жила вместе со своей бабушкой, вырастившей ее. Часть — о скором поступлении в медицинский институт.
Помогать людям. Она находила в этом свое будущее призвание. Но до этого момента еще далеко. Год или около того. Сейчас есть время, чтобы немного, совсем чуть-чуть, пожить для себя. Можно бродить по аллеям, радоваться теплым солнечным лучам, скользящим по окружающей зелени, и думать, думать, думать…
Однако, возможность подумать о чем-то далеком и прекрасном быстро ускользнула вместе с быстрым приближением молодого человека, который, судя по всему, пытался догнать ее до того, как она скроется за очередным поворотом аллеи.
Брюнет. Он был высок, красив, и имел глаза глубокого серо-голубого оттенка. Его звали Жан. Но об этом чуть позже.
Клерк
Посвящается моему прошлому, насильно вырванному из памяти, а потом добровольно забытому…
Столько лет прошло с нашей последней встречи, точнее прощания. Год, два, а может больше? Я пережила потерю тебя. Вначале было больно, потом меньше, потом боль отпустила, и возвращалась только в ненастные дни, заставляя ныть мою несчастную израненную душу. Я забыла, как ты выглядишь. Я забыла цвет твоих глаз. Я забыла звук твоего голоса. Я вычеркнула тебя их своих книг. У меня не осталось твоих фотографий. У меня не осталось ничего, что могло бы случайно напомнить мне о тебе. Я научилась жить, словно тебя и не было никогда в моей жизни. Пока однажды, одним жарким вечером, ты не сел напротив меня в метро. Ты ли это? Твое ли лицо намертво врезалось в мою память? Может, это был совершенно другой человек, но взгляд его глаз был слишком осмысленным при виде меня, чтобы не быть твоим. Ты ли это? Я смотрела на тебя, но понимание, что это ты, пришло только несколько часов спустя.
Было утро среды
Наше утро уже давно начинается не с кофе. Открывая глаза, мы первым делом берем телефон, и проверяем почту, вместо того, чтобы поцеловать того, кто спит рядом с нами.
Мы ведем аккаунты в нескольких социальных сетях и вынуждены делать постоянный рерайт своих мыслей, чтобы оставаться оригинальными в каждой из них.Мы пишем в твиттере, что влюбились, и копируем чужие псевдо-философские статусы, когда нам разбивают сердца.
Что же скажут наши дети
Мы — поколение двадцатилетних (кому-то из нас двадцать, кому-то двадцать пять, или даже все двадцать восемь). Мы родились в девяностые и росли в период, когда девяностые стали нулевыми. Мы уже не помним малиновых пиджаков, но отлично помним кассетные плейеры и появление первых мобильных телефонов. Наши родители были инженерами, архитекторами, врачами, педагогами, милиционерами (не могу и не буду употреблять слово «полицейский» по отношению к русскому сотруднику охраны правопорядка). А мы выросли и стали менеджерами и консультантами.
Друг
Я увидела его в метро. Грязный, вымокший под надоедливым московским дождём, он дрожал от холода и всё смотрел на людей.
Какая-то женщина протянула ему кусок колбасы. Пёс недоверчиво отвернулся, помня, что люди редко кому отдают свою еду просто так. Ему надо было только немного погреться, чтобы замёрзшим лапам не было так больно идти по холодному мокрому асфальту.
Женщина пододвинула кусок колбасы ближе и сама съела другой. Пёс осторожно, сначала недоверчиво, попробовал кусок, потом ему перепало ещё несколько. Однозначно, этот день даже не так плох, как казалось вначале.
Смерть — это последнее, что случается с нами
Вы знаете, смерть — это очень страшно. Страшно приезжать в отделение поговорить с врачом, который, наверное, все видел последним, и расписываться за мешок из черного пластика. Когда нас не станет, если не дай Бог, нас не станет в больнице, вся наша жизнь будет запакована вот в такой мешок. По сути, когда мы уходим, от нас остаётся не так уж и много. Одежда, документы, мобильный телефон и непременно зарядка к нему, может быть обручальное кольцо. В редких случаях находят фотографии или сушёные цветы или листья в бумажнике.
Поезда
Я очень люблю поезда. Поезда всегда дают время подумать.
В них мне лучше всего пишется. Примерно половина моей второй книги была написана в пути. Сейчас совершенно не клеится работа над третьей. Может быть, стоит взять билет до Владивостока, запереться в купе и писать? Только я, поезд и текст книги… Вот было бы здорово.
Я в принципе люблю быть в пути, что на машине, что на поезде. Вот только в поезде свободы больше. В поезде от тебя ничего не зависит. Вступая на перрон мы передаём свою судьбу машинисту. Только от него зависит, доберёмся ли мы до пункта назначения или канем в вечность где-то между Москвой и Нижнеудинском.
О Питере
Когда-нибудь, по острой рабочей необходимости, я обязательно поеду в Питер.
Я буду идти по Невскому или гулять по стрелке Васильевского острова и встречу своих давних друзей, сбежавших по целому ряду причин из Москвы. Променявших Московский комфорт на особую атмосферу Питера. Бросивших Московских жён и женившихся на любовницах. Оставивших работу Московского дизайнера ради романтики Питерского Метростроя.
Я спрошу у кого-нибудь из них: «Ну как ты тут?», а он задумчиво обведёт глазами хмурое Питерское небо и ответит: «Хорошо», и немного помолчав добавит: «Как видишь».